В заголовок этой камерной, но показательной выставки вынесено чуть измененное название книги одного из самых ярких острословов первой трети ХХ века Вадима Шершеневича, который в 1930-х написал мемуары. Его книга «Великолепный очевидец» — портрет эпохи. Это оценочный, впечатленческий, очень смелый и личный взгляд на знаменитых современников. Выставка портретов под названием «Великолепные очевидцы» — такая же по духу и содержанию. Здесь более 70 произведений — от проработанных портретов и скульптур до быстрых шаржей и рисунков, начертанных одной линией. Малевич, Татлин, Лисицкий, Есенин, Ахматова, Гумилев, Маяковский, Эйзенштейн — каждое изображение отражает не только модель, но и автора портрета.
— Не случайно я использовала в названии выставки цитату из романа-воспоминания Вадима Шершеневича, где он описал своих современников, — рассказывает куратор выставки Татьяна Горячева. — В этой экспозиции «великолепные очевидцы» все: и художники, и модели. Их судьбы переплетаются между собой и со временем, в котором им довелось жизнь. Эти портреты созданы в эпоху тектонических сдвигов. Первая мировая война, революция, НЭП, борьба с формализмом — им пришлось многое пережить. Не менее важно то, что в это время сам по себе жанр портрета меняется. Художники отказываются от идеи показывать человека в общем, портрет не обязательно похож на модель, это впечатление, ядовитый или добрый шарж, авторский, личный взгляд, который часто больше отражает художника, чем модель.
Действительно, одни и те же люди на портретах выглядят разными. У каждого свое настроение, свой тон, акцент. Вот два автопортрета Кузьмы Петрова-Водкина, созданные примерно в одно время — в 1921 году. На первом, написанном тушью, выделены глаза. Он смотрит в самую суть тебя несколько остекленевшим, но пронзительным взглядом. Рядом — автопортрет арафитным карандашом с закрытыми глазами, где художник напоминает молодого Ленина. И вроде черты те же, но, кажется, это совсем другой человек.
Есть на выставке и почти абстрактные портреты. Так, Михаил Матюшин написал себя в виде кристалла, и это не просто портрет, а концепция — часть его философского исследования о мире как об «органическом целом». В 1914 году художник начал работать над автопортретами-кристаллами и создал серию со скрытым смыслом, где одушевленная и неодушевленная природа тождественны.
Немного на выставке цветных работ, самая яркая и известная — автопортрет Казимира Малевича (1908–1910 гг.). Он написан гуашью и акварелью на бумаге, но смотрится почти как холст-масло. Как раз в это время художник знакомится с Михаилом Ларионовым, его стиль радикально трансформируется. В этом портрете работает в первую очередь цвет, о котором Ларионов писал: «цвет поражает, зажигая мозг». Автопортрет написан на фоне несохранившейся работы «Купальщицы» из «Красной» серии — за спиной Малевича виднеются обнаженные женские фигуры. Эти красные акценты словно предвестники грядущих тектонических сдвигов, упомянутых куратором выставки. Рядом с этой работой есть другой портрет Малевича, написанный художником-реалистом Евгением Кацманом (предположительно, в 1916 году). Он был женат на сестре Софьи Рафалович, второй жене Малевича. Это все, что объединяло двух художников. Хотя нет, еще они жили на одной территории — на съемной даче в Кунцеве и в доме Рафаловичей в Немчиновке. То есть постоянно контактировали. Но взгляд Кацмана на Малевича и его собственное видение себя — совсем разные вещи. Черно-белая графика Кацмана не отражает всей воли, смелости и неукротимости, благодаря которой Малевич завоевал себе место на художественном небосводе. Перед нами обычный человек, с прямым, но несколько уставшим взглядом.
Несколько портретов изображают еще одного новатора начала века — Владимира Татлина. Вот карикатура Андрея Канаревского, где художник в облаках на своем «Летатлине». Она создана в пору бурного обсуждения в прессе его летательного аппарата: Татлина укоряли за уход из искусства в технику и несовершенство инженерного решения. Есть в экспозиции и карикатура Кукрыниксов, где Татлин с сигаретой в зубах, маленькими глазками-щелочками, обрюзгший и усталый.
Рядом с ним бронзовая скульптура Татлина, созданная Юрием Хоровским уже в 1982 году. Здесь художник предстает одухотворенным мечтателем, а его тонкая фигура напоминает стиль Джакометти. Это уже совсем другой Татлин, оцененный спустя годы. Тут же еще один портрет — быстрая зарисовка Александра Лабаса представляет художника музыкантом. Татлин действительно обладал незаурядным музыкальным дарованием — он играл на бандуре. Причем несколько таких струнных инструментов художник смастерил сам. Кстати, портреты Татлина как раз напротив зала, где в постоянной экспозиции выставлен его знаменитый «Летатлин».
В экспозиции много карикатур — большая часть создана в 1930-е. Есть, например, Борис Пастернак, исполненный Кукрыниксами в 1934 году. Писатель предстает в образе сфинкса на трибуне. Есть портрет улыбающегося Сергея Эйзенштейна, по лицу которого контуром проходит линия в форме квадрата. Может, это намек на связь с Малевичем, с которым они жили по соседству в Немчиновке, — авангардист «заразил» режиссера идеями супрематизма, а режиссер натолкнул художника на мысль о создании фильма, который, правда, не воплотился в жизнь.
Есть тут и портреты Ларионова и Гончаровой, где супруги изобразили друг друга буквально одним движением. Разухабистый Маяковский работы Елизаветы Кругликовой. И нарком просвещения Луначарский, за спиной которого тянется красный след (автор — Филипп Малявин). Словом, портрет эпохи очень разный и неоднородный, сотканный из эмоций, впечатлений, оценок.