В Московском Театре Кукол проходит фестиваль «Пушкин_фест». На нем участвуют кукольные спектакли по произведениям Александра Сергеевича со всей страны: из Мурманска, Костромы, Вологды, Сургута, других городов. Невероятно стильного «Евгения Онегина» привезли из Нижнего Тагила.
Дуэль Александра Сергеевича сблизили с традициями кукольного балагана (недавний лауреат театральной премии «МК» – спектакль «Чёрная речка. Кукольная дуэль» из мытищинского театра «Петрушкина слобода»). «Пиковую даму» сыграли ожившие скульптуры. В «Сказку о попе и работнике его Балде» пригласили странствующих скоморохов. В «Маленьких трагедиях» смешали сразу несколько кукольных систем.
Над постановкой «Евгения Онегина» в Нижнетагильском театре кукол работали петербуржцы: режиссер Петр Васильев, художник Алевтина Торик, композитор Николай Морозов. Герои пушкинского романа оказались штоковыми марионетками, которыми управляли артисты в образах духов-хранителей.
Чтобы уложить «Евгения Онегина» в полуторачасовой кукольный спектакль режиссер Пётр Васильев бережно исследовал пушкинский текст и немного его перемонтировал, выделив любовно-дружескую линию: «Она влюбилась, он отверг». Что было дальше и что было между, наверное, примерно понимает каждый. Два письма, одна дуэль, несколько болезненных расставаний…
Кажется, что для этого спектакля эпиграфом можно взять слова самого Пушкина:
Все поэты —
Любви мечтательной друзья.
Бывало, милые предметы
Мне снились, и душа моя
Их образ тайный сохранила;
Их после муза оживила.
Происходящее на сцене поначалу воспринимается как чудная сказка, очаровательный сон. «Сэ деревня манифик». Теплый мир, «прелестный уголок», придуманный художницей Алевтиной Торик и режиссером Петром Васильевым, сразу напоминает о юношеской и наивной атмосфере Царскосельского лицея и счастливом мире поместного дворянства. Декорации деревенского дома — это несколько балкончиков, качели, центральный круг, то ли крыльцо, то ли веранда, то ли беседка, в зависимости от того, с какой стороны посмотреть. Стихи Пушкина буквально витают в воздухе – они написаны на облаках.
Музыка, как и звучание стихов, стала душой спектакля. Флер французской речи, с которой началось погружение в действие, не погасил бдительности москвичей: «Bonjour» от героини-крестьянки в зале поправили на «Bonne soirée» и получился полнейший mauvais ton. Все остальное «звучание» сказки-сна — народные песни, стихи Пушкина, переложенные на медленную классическую музыку и бодрый гитарный бой, в столице, кажется, приняли на ура.
Chers amis, античные колонны, нарядные платья… Актрисы Софья Зайцева (Татьяна) и Диана Декунова (Ольга) для героинь становятся своего рода духами-хранителями, и направляют их действия буквально своими руками. Ларины родом из этой по-своему благородной и трогательной деревенской идиллии. Ларины получились очень трогательными и нежными.
Сестрички-куколки погадали на суженого. И после того как малютка-Татьяна посмотрела в резное зеркало, приехал Евгений (Александр Белоусов). Для него придумали даже небольшой кабинет: стульчик и столик, в котором, как мы надеемся, лежал небольшой маникюрный набор. Александр Белоусов обнаружил в Онегине непривычную жилку наглости, бахвальства и иронии.
Ленскому достался удивительный «дух-хранитель». В программке Дмитрия Степина обозначили как Поэта: он сыграл роли рассказчика и Ленского. Из-за такого сближения Владимир, певец геттингенский, показался настоящим Поэтом, причем, в среде Лариных такой гость оказался своим. Во многом помогло очарование Дмитрия Степина, который, кажется, искренне переживал за устроенность маленького поэта в семье потенциальной невесты, и всеми силами хотел ему помочь. Но по сюжету — не мог.
И Онегин, и Ленский, проникнувшись настроением, подружились по-настоящему, а не от «нечего делать». Они сошлись, их «духи-хранители» между собой договорились почти что полюбовно.… Художник Алевтина Торик даже подарила им малюсенькие зеленые бутылочки вина. На вечную дружбу и для приятного разговора.
За дуэлью между Онегиным и Ленским наблюдают напуганные «хранители». Они бы рады прекратить это нелепое и неотвратимое безобразие, но приходится вешать пиджаки-мундиры-плащи на качели, вкладывать в руки куклам миниатюрные пистолеты и наблюдать за роковым выстрелом. Бах! Прости, пожалуйста, куколка Ленского, но по сюжету ты больше не нужна…. Никто из марионеток не изменился в лице, все теми же остались декорации. Но сама атмосфера счастья и сказки оказалась разрушенной. И потому зловещей.
Гораздо обиднее, что из-за предательства Онегина от уютного маленького мирка поместной усадьбы отвернулась Татьяна. Миниатюрная, мечтательная, немного нелепая, но с такой любовью хранившая «предания милой старины» и народные обычаи. Отказалась и от милых предметов, и от тайных образов. Таков оказался результат, а сам процесс на сцене превратили чуть ли не в нежный девчачьий детектив: с беспредметными снами, медвежьими масками и маленькими помощниками-книгами.
В конце первого акта дух-Онегин изрек «к беде неопытность ведет» — то ли по отношению к Ленскому, то ли к Татьяне. Кажется, что в финале ему вернули его же изречение. Попытка взглянуть на «Онегина» через призму кукольного театра удалась. Через марионеток передается не авторское, но и читательское отношение к героям Пушкина. Ведь почти все в зале догадывались, как закончится эта история, не так ли? И за текстом романа, прекрасно обыгранном в спектакле, пошли, как за марионетками, заранее понимая сюжет и ожидая финала. Но такая предубежденность и уверенность в материале не мешала удивляться и сопереживать.
Но тогда… Возможно ли что настоящими духами-хранителями, столь же внимательными, переживающими и недоумевающими, как и актеры на сцене, для «Евгения Онегина» оказались сами читатели?