Ростислав Бершауэр — его имя означает «восходящая слава». К своей нынешней популярности актер двигался постепенно. О том, какую роль в его судьбе сыграл Сергей Чонишвили, чем закончилась любовь со студенткой и на кого похожа его дочь — в интервью журналу «Атмосфера».
— Ростислав, вы родились в Омске, в семье отнюдь не гуманитариев: папа — инженер-механик, мама — технолог швейного производства. Расскажите, каким были в детстве, что нравилось, как учились?
— Учился я прилично, одно время даже отличником был. Из чушпанов, короче. (Смеется.) Правда, тогда у нас не было такого слова в ходу. Но я числился на хорошем счету, еще пять лет ходил в музыкальную школу, играл на фортепиано. Человек ведь должен уметь все, поэтому я и осваивал инструмент. Даже в рок-группе выступал с ребятами, когда уже поступил в техникум. Клавишником там был. Однажды даже спел одну песню не своим голосом — всем понравилось, но забыли об этом быстро. (Улыбается.)
— Теперь уже не поете?
— Почему? В караоке пою. А вот сыграю уже что-то вряд ли. Три клавиши соберу, не больше. И в школе я еще занимался классической борьбой. Греко-римской. У нас был спецкласс.
— Какие-то у вас взаимоисключающие увлечения, по-моему, были…
— Да, но когда я начинал то и другое, об этом не знал. В любом случае, на музыку пошел по собственной инициативе, как и на борьбу. Я даже выигрывал какие-то турниры, призы получал на соревнованиях. Но это в прошлом. В данный момент поддерживаю форму, занимаясь самбо, дзюдо. В футбол играю.
— Надо признать, что у вас в актерство весьма извилистый путь. Вы же делали успехи в математике, поэтому и отправились в авиационный техникум, на отделение робототехники. Собственно, прогрессивное направление…
— Мы изучали станки с программным управлением. Знаете, я чуть-чуть ошибся — любил математику, думал, что робототехника как раз в ту сторону, но оказалось, нет. А параллельно вот играл в рок-группе, мы называли себя «Dogs-company» — собаки, потому что все пацаны 1970 года рождения (по китайскому календарю это год Собаки. — Прим. авт.). Я ходил с длинными волосами, но один раз даже постригся налысо на спор… Мы жили в своем мире, как-то развивались, слушали музыку, которая пошла после 1985 года. И в какой-то момент я попал в нашу местную молодежную студию эстрадных миниатюр. Первые два года я у них просто тихо сидел в углу, меня никуда не звали, я наблюдал за репетициями, и они уже размышляли: что за чудик, зачем нам нужен этот парень? Но потом ситуация изменилась. Как это обычно бывает, актер первого состава заболел. Меня вызвали (а мы накануне что-то отмечали, я приехал несколько не в форме, что называется), я произвел впечатление, все обратили внимание, смеялись. Так что первый мой серьезный выход на сцену был сумасшедшим, но успешным.
— И смешить людей вам нравилось?
— Нравится, когда у публики есть заметная реакция. А из зала ты слышишь только смех. Остальное остается неузнанным. Вздохи какие-то — это все ерунда.
— Можно еще увидеть слезы.
— Нет, у меня зрение минус три с половиной — слез я не увижу. (Улыбается.) Так вот, я должен сказать, что у нас в студии был замечательный заслуженный, а ныне уже народный артист, педагог Валерий Иванович Алексеев. Он был женат на Валерии Ивановне Прокоп — маме Сергея Чонишвили, который позже сыграл важную роль в моей судьбе. Я когда приехал в Москву, он меня встретил по просьбе своей мамы. Помню, мы шли по переходу, я наступил в дерьмо… (Улыбается.) Получилось, к счастью. Сергей помогал мне при поступлении, позже с жильем, чтобы я мог где-то перекантоваться. Например, в общаге на Тверской, где жили многие нынешние звезды «Ленкома». Благодаря ему я пересмотрел весь репертуар этого театра. То есть земляк на первых порах в чужом городе меня сильно поддержал. Сергей, кстати, крестный моей дочери.
— Подождите, а как вы стали студентом Школы-студии МХАТ?
— Дело было так — я прекрасно окончил техникум, написал диплом. Там разбирался станок с программным управлением, я им разобрал целый блок, мне стали рекомендовать идти дальше в технический вуз, что я и сделал. Три курса все было нормально, но потом стал замечать за собой, что на репетиции езжу с большим удовольствием, чем на учебу, и сделал вывод, что хобби точно не может быть интереснее профессии. Кроме того, и Валерий Иванович советовал мне двигаться в этом направлении.
— В престижный столичный театральный институт вы поступили с первого раза, на курс Дурова. Каким запомнился мастер?
— Действительно, поступил сразу, и если бы провалился, то второй раз не стал бы пробовать — в конце концов, учился же я в это время в своем техническом вузе. А что касается Льва Константиновича, то он нам преподавал вместе с Олегом Георгиевич Герасимовым. Герасимов обучал нас абсолютно по-мхатовски, а Дуров все время спрашивал: что по действию? Тогда это страшно доставало, и лишь впоследствии я понял, что он нас учил скорее по-киношному — именно с таким подходом становится ясно, что делаешь.
— Знаю, что вы играли в Театре на Покровке. А сегодня выходите на подмостки? Считаете театр необходимым тренингом?
— У меня есть один спектакль в театре Doc. Кроме того, иногда я помогаю своим друзьям и играю в народном театре «Гротеск». Это самодеятельность, но хорошая. Понимаете, после того, как я окончил школу-студию, у меня все очень мутно было в профессии, поэтому я научился извлекать пользу из всего. Любая форма годится для обучения, даже обыкновенное лежание на диване. И этого было довольно много, если честно. (Улыбается.) В те годы работы не было совсем. Ни в какой театр я не попал, хотя везде ходил, показывался, мучился… Отец в ту пору занимался бизнесом, и когда узнал, что у меня ничего не складывается, обещал помочь. Как-то рано утром раздался звонок — мужчина с тонким голосом на том конце провода поздоровался и спросил, в каком бы театре мне хотелось служить. Чувствовалось, что он способен осуществить эту затею, но оказалось, что я ничего не смог ему ответить — не представлял, какой театр действительно мой. То есть не знал, что мне надо. Много позже мой давний товарищ, режиссер Геннадий Шапошников, позвал меня в Театр на Покровке, и я даже сыграл там Городничего в «Ревизоре» и Скупого в «Маленьких трагедиях», но других серьезных ролей не было. Оттуда, кстати, меня радостно выгнали во время ковида. Так что пока эта история мимо проходит. Не любит меня театр.
— Зато кино к вам благосклонно, и у вас отличные роли в фильмах «Викинг», «Тренер», «Селфи», в сериалах «Разрешите обратиться», «Ваша честь», «Контейнер», «Золотое дно»…
— Меня стали замечать после того, как одновременно вышли два замечательных сериала — драма «Вне игры» и комедия «Мылодрама». Я там абсолютно разный. Допустим, в сериале «Разрешите обратиться» у меня очень яркая роль, и она стала одной из моих любимых. И в сериале «Золотое дно» у меня пускай и небольшая роль, но значимая. На подходе сериал «Первый класс» и многие другие. И я очень жду полнометражную историю про врачей под названием «Вывоз», которую снял Виталий Ванин буквально на свои деньги и пока не может ее продвинуть. Мне нравится, что актерская профессия не рутинная, и это ее большое преимущество. Тут ты можешь быть всем — летчиком, доктором, следователем… В детстве, когда решал задачи по математике, я терял ощущение времени, и вот в работе сейчас происходит то же самое — живешь в другом пространстве. Кстати, я заметил, насколько сильно кинематограф сегодня повлиял на театр. Совсем его перестроил. Артисты на сцене стали по-другому существовать. Я люблю играть, когда не знаю, чем закончится сцена. Точнее, представляя общий рисунок роли, как в итоге ее воплотишь, не знаешь, и это прекрасно. Кино такое дает, а театр, как мне кажется, нет — там требуется все выстраивать. Но постепенно картина меняется — приходит на смену театр восприятия.
— Есть герои, которых вам бы определенно хотелось сыграть?
— Какой смысл мечтать? Роль нравится, ты приходишь, пробуешься на нее, а тебя не берут. Я потом фильмы эти не могу смотреть! А их много.
— Уверена, что вас узнают на улицах…
— Иногда. Недавно снимался на Камчатке, и в выходной день отправился на прогулку на катере по морю. Нас там всех укачало, но мы ловили рыбу, смотрели на касаток, и лишь когда вышли на берег, попутчики спросили меня про кино. Не стали беспокоить во время отдыха. Было смешно. (Улыбается.)
— Как выглядит ваш идеальный отпуск?
— Это поездка домой. Прилетев, я сначала отсыпаюсь, а потом помогаю родителям, потому что они уже в возрасте и много что требуется там сделать. В любом случае, Омск для меня место силы. Хотя в Москве я с двадцати двух лет живу, я к ней так и не привык.
— Вы снимались с уже ушедшими Андреем Краско и Андреем Паниным… Какие сохранились воспоминания?
— С Андреем Краско я встретился на площадке фильма «Сволочи», помню, когда представляли картину, он мне сказал: «Не будешь ты артистом. Тебе должно нравиться всеобщее внимание». А я свою роль там считал крайне неудачной, поэтому чувствовал себя не в своей тарелке — хотелось скрыться. А с Андреем Паниным мы дружили. Он был сложным, но очень хорошим человеком. Товарищ был прекрасный, меня всегда поддерживал, мы много чего с ним обсуждали, чаще переписывались, потому что когда он говорил, было не все понятно. (Улыбается.) Сначала мы с ним пересеклись на съемках ленты «Всадник по имени Смерть», потом он меня позвал в свой сериал «Полный вперед!». По разным вопросам помогал, я даже жил одно время в той самой квартире на Балаклавском проспекте.
— Вы думаете, его убили?
— И тогда, и сейчас я придерживаюсь того мнения, что там могут быть варианты: как сам, хотя он всегда крепко держался на ногах, так и его. Знаете, вот что хотел сказать вам про Андрея — с ним я понял, что человек может быть такой, какой он есть, и даже вроде с недостатками быть востребованным, просто недостаток надо сделать достоинством. Где-то за год до его ухода у меня появилось много проектов, и мы стали реже встречаться, а так постоянно общались. Узнав, что у меня есть опыт преподавательской деятельности в Московском государственном институте культуры в Химках, Андрей предложил вместе с ним поработать со студентами на курсах повышения квалификации ВГИКа. И я там некоторое время преподавал, жену оттуда себе цапанул ненадолго.
Другие новости по теме...
— Прямо все по классике! Она училась на актрису?
— Конечно, зачем далеко ходить. (Улыбается.) Маша была симпатичной девчонкой и очень талантливой.
— Вы сразу стали оказывать ей знаки внимания?
— Педагогам чего ухаживать? Это не очень правильная ситуация, но все, как правило, влюбляются в педагогов, тем более если это артисты, режиссеры. Единственное, не все это показывают.
— Судя по всему, ухажером вы были неважным…
— Да, я не романтик и даже цветы дарить терпеть не могу.
— Тут вспоминается ваша фраза в одном из интервью, что вы даже в юности никогда не нравились девчонкам. Это кокетство?
— Нет, на самом деле не было никаких особенных романов, и пристальное внимание к себе я не наблюдал. Ловеласом так и не стал. Были какие-то периоды краткосрочные… Вообще, более двух лет я ни с кем не уживаюсь. Для меня эта какая-то мистическая цифра. (Улыбается.) И это еще длительный срок — бывает, что расстаюсь гораздо раньше. И это притом, что родители мои всю жизнь вместе.
— А если анализировать, отчего так происходит? У вас невыносимый характер? Вы не семейный человек?
— Я Рак по знаку зодиака, и очень семейный, домашний. Такой парадокс. Раньше думал, что, может, просто не ту встретил, а сейчас, когда уже пятьдесят три года, очевидно, что со мной что-то не то. (Улыбается.)
— Для вас принципиально, чтобы рядом была все понимающая коллега?
— Нет. Просто актрисы близко. Но они заняты собой. Одним словом, я был женат всего один раз, и то года полтора. Маша на шестнадцать лет моложе меня, и мы с ней долго не продержались. Но дочь она мне родила. Забеременела, еще учась. Мы скрывали этот факт. Потом родилась Соня, и Маша кардинально поменяла профессию. Теперь даже слышать не хочет о своих актерских способностях — бесит ее это. Сегодня она акушер, и довольна своим выбором. После нашего развода Маша достаточно быстро вышла замуж, родила еще двоих дочерей, и у нее все в порядке. И она лучшая бывшая жена. Я никогда не имел никаких проблем в общении с дочерью. Мы с Соней много времени проводили и проводим вместе.
— Соня же у вас совсем взрослая девушка, и по снимкам абсолютно ваша копия…
— У Сони есть особенность — со мной она похожа на меня, а с мамой — на маму. (Улыбается.) В мае ей исполнится восемнадцать, в этом году она заканчивает школу и планирует идти в медицину.
— Не по вашим стопам…
— Прошлым летом я отправил ее на экзамены в Школу-студию МХАТ, чтобы она посмотрела. Сказал: «Все-таки с двух лет ты со мной на площадке, неужели не хочешь попробовать?!» Она это сделала, но ее скинули с первого же тура почему-то. Софи очень талантливая. Не знаю, что она читала, но вот поет она хорошо. Она «народница», окончила вокальное отделение музыкальной школы и всегда участвует во всех концертах, мероприятиях. Плюс спорт у нее — плавание. Но сейчас она полностью сосредоточена на поступлении в вуз, видит себя врачом, и я буду ее только поддерживать.
— Отец у вас из поволжских немцев, ощущаете в своей натуре нечто корневое из Германии?
— Я видел много немцев в своей жизни, и у них совсем другой менталитет. Мы тут пытались создавать немецкий театр, я играл на немецком их сказки, притом, что у меня плохо с языками в принципе. Хотя в детстве, когда родители меня иногда забрасывали в деревню на пару недель, я слушал бабушку с дедушкой, они интересно разговаривали на диалекте, я их понимал, но сам не говорил. А вот Леха, мой младший брат, окончил Институт иностранных языков и с семьей живет в Германии. Раза три он туда уезжал, никак не мог обустроиться, возвращался и лишь на четвертый уже осел окончательно где-то под Франкфуртом. Он менеджер высшего звена по специальности и работает, не понижая планку. Это его выбор, но лично мне в этой стране делать нечего.
— А что касается каких-то черт, привычек? Существует же стереотип, что немцы все пунктуальные, целеустремленные, экономные…
— Педантичность во мне есть, и я точно не транжира. Да и куда мне было тратить? У меня же собственная квартира в Мытищах появилась только год назад, до этого скитался по съемным, а то и в подвалах каких-то жил. Привык обходиться тем, что есть. Понятно, что красивые вещи мне нравятся. Целый шкаф прикольных рубашек, а ношу что-то обычное, повседневное. Единственное, в квартире попросил дизайнера уйти от нейтрального серого цвета и разнообразить интерьер цветными пятнами — красными, зелеными, желтыми, голубыми. Считаю, что дом должен раздражать, двигать вперед. Чтобы ты переступал порог, и тебе что-то хотелось делать, а не расслабляться. И хорошо, когда есть животные. Поэтому со мной живет йорик Ричард. Классный лохматый пес. (Улыбается.)
