Петербурженка Дарья Трепова (внесена в список террористов и экстремистов), которая обвиняется в совершении теракта, жертвой которого стал военкор Владлен Татарский (Максим Фомин), заявила в суде, что не согласна с выводами психолого-психиатрической экспертизы, установившей, что после взрыва в кафе обвиняемая полностью осознавала результаты своих действий. Подсудимая считает, что специалисты составили заключение в обвинительном ключе, а предоставленный ей в СИЗО психолог действовал в интересах следствия. Второй фигурант Дмитрий Касинцев, которому инкриминируется укрывательство Дарьи Треповой, также заявил, что не мог объективно оценить ситуацию в тот вечер, так как он испугался за себя и своих близких.
На прошедшем в среду в военном суде заседании по делу Дарьи Треповой и Дмитрия Касинцева представитель прокуратуры Надежда Тихонова зачитала письменные показания обвиняемой, которые она дала во время предварительного следствия. Так, в протоколе говорится, что фигурантка сообщила во время одного из допросов, что после взрыва была в шоке. Однако, отметила государственный обвинитель, как видно на кадрах видеозаписей, и это подтвердили свидетели, девушка выглядела спокойно и даже улыбалась. Госпожа Тихонова добавила, что привлеченный к делу эксперт утверждает, что Дарья Трепова отдавала себе отчет в том, к каким результатам привели ее действия.
Подсудимая с гособвинителем не согласилась.
«Я и сейчас в шоке, мне очень страшно, но я веду себя спокойно. И тогда я вела себя неадекватно и не отдавала отчета своим действиям»,— сказала Дарья Трепова, которая во время слушаний часто улыбалась и даже иногда посмеивалась.
Обвиняемая также заявила, что не согласна с выводами психолого-психиатрической экспертизы. По ее словам, после выхода из кафе она позвонила одному из своих кураторов (фигурантка говорила ранее, что это уроженец Донецка, в деле он значится как Гештальт, настоящее имя остается неизвестным.— “Ъ”) и начала кричать на него из-за того, что пострадали люди, но услышала в ответ лишь то, что в Донбассе погибли его родители. При этом, указала Трепова, куратор сказал ей сразу же ехать в аэропорт, но она отказалась, так как у нее возникли опасения, что ее лицо к тому времени всем уже было известно. Обвиняемая сообщила суду, что после взрыва статуэтки, в которой находилась бомба, ее оглушило и она закричала, а когда очнулась, то подумала, что ей надо идти сдаваться в полицию либо бежать, и она выбрала второе.
После этого адвокат Даниил Берман обратился к суду с просьбой зачитать другие показания своей подзащитной. В них речь идет о разговоре его доверительницы с психологом Светланой Заковряшиной, который состоялся в июле прошлого года, когда Дарья Трепова уже находилась в СИЗО. Тогда обвиняемая обратилась во ФСИН за психологической помощью, сообщив, что она регулярно получала ее еще до своего ареста. Из протокола следует, что Трепова заявила на допросе, что специалистка «действовала в интересах следствия», о чем, подчеркнул господин Берман, его клиентке было неизвестно, поскольку последняя полагала, что это «обычный психолог». «Меня привели в следственный кабинет изолятора, где меня встретила женщина, которая представилась как Заковряшина Светлана Евгеньевна и сказала, что она психолог. О том, что она действует по поручению следователя, она мне не сообщила (…) На мой вопрос, что она пишет, Заковряшина мне ответила, что делает пометки для себя и не записывает то, что я ей сообщаю»,— зачитал защитник.
Позже вызванный в суд следователь по особо важным делам ГСУ СКР Виктор Кваша подтвердил, что специалист является сотрудником комитета и была приглашена в СИЗО на основании направленного им письма «для составления психологического портрета Треповой». Он добавил, что Светлана Заковряшина предоставила свои суждения по результатам беседы. На вопрос Даниила Бермана, убедился ли следователь в компетентности Заковряшиной и каким образом, тот сказал, что у него «не было оснований сомневаться в ее компетентности», и добавил, что госпожа Заковряшина «штатный сотрудник, который не требует проверки».
Тем временем подсудимая заявила, что ожидала от психолога поддержки, но вместо этого та оказывала на нее давление.
Обвиняемая отметила, что сотрудница СКР указала в своем заключении, что у Треповой есть «стремление добиться известности любой ценой», однако сама она считает, что все, что с ней произошло, «большой позор».
Тут вмешался судья, который поинтересовался, почему подсудимая сразу не сообщила обо всем в полицию, если поняла, что была вовлечена в преступление, а тут же позвонила куратору. «Вы были в полутора метрах от взрыва и после произошедшего обратились к людям, которые вас использовали,— почему?» — спросил он. Дарья Трепова ответила, что не доверяла правоохранительным органам и думала, что никто не поверит ей. «Я ему (Гештальту.— “Ъ”) позвонила. Он мог закончить общение, но ответил. Мне казалось, что он сможет мне помочь»,— сказала она.
Другой подсудимый Дмитрий Касинцев, у которого после теракта укрылась Дарья Трепова, в свою очередь, также объяснил свое поведение большим стрессом и страхом, что ему никто не поверит. Кроме того, с его слов, он боялся не только силовиков, но и саму Дарья Трепову и связанных с ней людей, включая ее мужа, Дмитрия Рылова, поскольку тот знал, где живут родители обвиняемого. Подсудимый сказал, что он соврал несколько раз полиции, потому что «был в таком состоянии, в котором мог дать любой ответ», и подчеркнул, что сожалеет, что не сообщил сразу же обо всем в органы.