История женщины, которая 10 лет была трансгендерным парнем, но совершила обратный переход

В 2015 году Национальный центр трансгендерного равенства США провел опрос 28 тыс. транслюдей, 8% из которых сообщили, что совершили детранзишен, но в качестве основной причины они называли давление родителей. И лишь 0,4% респондентов объяснили свое решение тем, что трансгендерный переход был не для них. В 2018 году хирурги Всемирной профессиональной ассоциации по здоровью трансгендерных людей подсчитали, что 0,3% прооперированных трансперсон впоследствии нуждаются в обратных операциях. В России такой статистики не существует.

«Говорила, что я не девочка, а кот»

Я родилась в 1990 году в Новосибирске. Кризис, не было ни денег, ни еды, папа и мама очень много работали и мало уделяли мне времени. Родители у меня хорошие, понимающие, толерантные, добрые, умные, они дают свободу выбора и уважают личное пространство, но у меня всегда было ощущение, что они не очень мной интересуются.

В пять лет я протестовала против розового, била мальчиков. У нас с подружками была игра: «я-девочка», которая куда‑то уходила, а на ее место приходил «я-мальчик». Я общалась от его имени, и мне это жутко нравилось. Во всех играх с разделением ролей я выбирала мужские или роли каких‑нибудь зверюшек. Не говорила, что мальчик, но говорила, что не девочка, а кот. И тогда же возникали мысли, что я не совсем понимаю, что значит быть девочкой, как себя вести, разговаривать, одеваться. Сверстники с пятого класса начали сильно травить — я была слишком маскулинной, неопрятной и не вписывалась в их общество. В десять лет впервые увидела статью про смену пола и решила, что вырасту, стану очень богатой и обязательно это сделаю. Когда в одиннадцать лет попала в интернет, то начала там общаться от мужского имени, выдавала себя за 20-летнего парня и флиртовала с девушками. На тот момент даже не понимала, почему я это делаю.

Первые отношения у меня были с девушкой в пятнадцать лет: я «играла роль» парня, а она во всех ссорах сравнивала с мужчинами не в мою пользу — особенно это касалось моей женственной внешности и низкого роста, угрожала бросить и найти «нормального мужика». Мы были вместе два года — и это усугубляло кашу, которая творилась в моей голове. С друзьями общение складывалось сложно: пыталась быть то стервозной, то доброй, словно меняла театральные образы, пытаясь социализироваться. Мои взгляды тогда были довольно сексистскими, и в свое представление о женщине я не укладывалась, хотя и старалась себя запихнуть: носила женские вещи, вела себя соответственно, что загоняло в депрессию и самоненависть. Я была миниатюрной девушкой с широкими бедрами и понимала, что мое тело красивое, но хотелось отдать его кому‑то, а себе взять другое.

Однажды в интернете кто‑то сказал: «Может, ты транс?» У меня возникали эти мысли, но я читала, что «трансгендеров в мире один на 50 тыс.», и решила, что не могу быть такой «редкой». Мне дали ссылки на статьи про трансгендерных людей и их форум, и меня накрыло: «Да это же про меня». В тот период появилась и физическая дисфория, я начала работать над пассом (способность трансгендерного человека выглядеть соответственно его гендерной идентичности. — Прим. ред.) и строить свой мужской образ, это очень сильно мне помогло в общении. Я поняла, что мои привычки нормальны, потому что они нормальны для мужчин.

«Гормонотерапию пришлось вести по инструкции в интернете»

В шестнадцать лет я рассказала маме, что я не девочка, а мальчик. Мы поговорили по душам, поплакали, она меня успокаивала, сказала, что мы что‑нибудь придумаем. Однако потом эту проблему не поднимали, пока это не сделала я. В следующий раз, уже в восемнадцать лет, я сказала, что собираюсь проходить комиссию [по трансгендерному переходу] и менять документы — тут и начались скандалы. Родители мне кричали: «Ты для нас умерла». И чем сильнее на меня давили и говорили, что я перебешусь, тем больше я хотела доказать, что все серьезно.

О комиссии я узнала на форуме для трансмужчин. Говорила с ее руководительницей — врачом-генетиком и другими специалистами. Психиатр спрашивал, не голоса ли мне советовали сменить пол, и путал трансгендерность с трансвестизмом. Психолог после тестов заключила, что я незрелый человек — недостаточно сложилась как личность, но это ни на что не повлияло. Сексолог написала для комиссии шаблонную историю «идеального перехода» — например, что я дружила с мальчиками, хотя даже не спрашивала об этом. В итоге мне выдали разрешение на трансгендерный переход. В 2009 году я начала гормональную терапию, это был ключевой момент, я словно говорила: «Вы думали, что это пройдет, а теперь я на гормонах, смотрите, я настоящий трансгендерный парень». Гормонотерапию пришлось вести самой по инструкции в интернете, потому что разбирающиеся врачи на тот момент были только в Москве и Петербурге.

В 19 лет я записалась на мастэктомию (удаление груди. — Прим. ред.), и за день до операции папа стал убеждать меня завести ребенка, потому что потом не будет такой возможности. Говорил: «Ты роди, а мы воспитаем». Я была чайлдфри, да и из‑за гендерной дисфории жутко было представить себя беременной. Но мне было жаль, что у родителей тогда не было внуков, и хоть у меня есть старшие брат и сестра, я решила отдуваться за них. Сказала, что подумаю. После мастэктомии выяснилось, что папа просто надеялся, что я отменю операцию, а ребенок им не нужен, никого они воспитывать не собирались. Я до сих пор не могу простить им этот обман, ведь я на тот момент успела себя внутренне сломать — нашла плюсы в рождении ребенка, и вот уже 12 лет меня эта тема не отпускает: я одновременно и хочу, и не хочу детей.

После операции мне до эйфории нравилось видеть у себя плоскую грудь, я часами залипала у зеркала. Я начала процесс смены документов на новое имя Сергей.

В итоге судья выдала разрешение на смену документов. У меня уже были отличный пасс, хороший голос, плоская грудь. И я потихоньку забывала, что я трансгендерный человек, было очень комфортно и здорово.

«Мне стало тесно в мужском гендере»

В 22 года я сделала вторую операцию — гистерэктомию (удаление женских репродуктивных органов. — Прим. ред.), потому что начались проблемы с яичниками. И уже после нее появились сомнения в том, что я стопроцентный мужчина. После операции дисфория отступила — в начале перехода я была очень мизогинна из‑за дисфории, ненавидела все женское в себе и вокруг, а когда удалили матку и яичники, для меня это означало, что я больше не женщина, никому не надо ничего доказывать.

Я начала определять себя как небинарную трансгендерную персону (не относящую себя ни к мужчинам, ни к женщинам. — Прим. ред.) и обнаружила, что мужчины мне тоже нравятся, хотя ранее это казалось немыслимым. И я сама чувствовала себя мужчиной только на 60–70%. По ощущениям это как тебе долго было больно, тебя травили, ты чувствовал боль и незащищенность, а потом взял и надел мужской гендер как жесткую броню, натянул металлические латы, и стало здорово. А потом ты начинаешь формировать новое общество вокруг себя, больше никто не клюет, а ты все еще в этих латах, они начинают натирать. Мне не хотелось отказываться от стереотипно женского, за что меня иногда осуждали, — в одежде, в излишней мягкости характера, в интересе к воспитанию детей, к мейкапу. В плане сексуальности женская роль тоже ощущается более органичной, чем роль мужчины-гея. Мужской гендер дал мне чувство защищенности, но спустя время в нем стало тесно.

С моим супругом мы познакомились в 2014 году — он тогда позиционировал себя как женщина, так как пришел к своей трансгендерности довольно поздно. Мы вступили в официальный брак, переехали в Нижний Новгород и купили там квартиру. Внутри семьи у нас не было гендерных ролей и рамок. И я все больше чувствовала потребность в женской социализации, решила ее компенсировать эпатажным косплеем. Это было еще и весело: все знают, что я мальчик, а я делаю женские образы. Мы поехали на косплей-фестиваль, где я увидела красивых девушек, — и меня накрыла мысль, что я могла бы выглядеть так же, но уже не смогу.

На тот момент один мой знакомый трансгендерный парень начал обратный переход, и я впервые поняла, что так тоже можно. Мужу я проплакала полночи после косплей-феста и призналась, что, возможно, чувствую себя девочкой. Я ощутила большое разочарование из‑за упущенных возможностей. Мне казалось, что я ставлю своего супруга в неудобное свое положение — он привык ко мне все-таки как к мужчине, а тут я вдруг говорю, что я женщина. Окончательно решиться на детранзишен мне помог психотерапевт — он выявил у меня пограничное расстройство личности в легкой форме и сказал, что на данном этапе я уже сама могу осознанно выбрать подходящий мне гендер.

Примерно в тот же период супруг сам принял себя как трансгендерного мужчину. И когда я заговорила об обратном переходе, он решил тоже начать трансгендерный переход — оказалось, что он отодвигал его, потому что социально очень неудобно быть гей-парой в России. А тут раз уж я «перехожу», он предложил это делать вместе.

Мы думали о том, могла ли моя трансгендерность повлиять на его решение. Он максимально много узнал на моем примере — что это существует, что люди так живут, это возможно в российских реалиях. Я его подтолкнула, но не к развитию гендерной дисфории, а к решению этой проблемы. Я не пропагандировала становиться трансперсоной, на моем примере это скорее бы действовало в обратную сторону. Здесь муж решил все сам.

«В России проще быть маскулинной женщиной, чем феминным мужчиной»

Мой обратный переход идет намного легче, потому что я начала работать над внешним видом без вмешательств. Избавилась от щетины с помощью пинцета, покрасила волосы в светлый цвет, наносила макияж. Больше месяца назад я начала обратную гормонотерапию под удаленным контролем эндокринолога: так как у меня удалены репродуктивные органы, то свои гормоны не вырабатываются. Также я сейчас еженедельно хожу на электроэпиляцию — избавляюсь от растительности на лице.

Следующим этапом я планирую получить разрешение на смену документов — такое же, как у всех трансгендерных персон, независимо от направления перехода. Мне нужно снова проходить комиссию, но теперь ее можно пройти за один-два дня, раньше всем трансгендерным людям приходилось тратить полтора-два года. Если бы я продолжала чувствовать себя небинарным человеком, все равно бы хотела жить с женскими документами. В России, если ты небинарный человек, проще быть маскулинной женщиной, чем феминным мужчиной — меньше негатива со стороны общества.

От гормонов у меня растет грудь — видимо, была удалена не до конца. Форма получается не совсем правильная, поэтому думаю о силиконовых имплантах маленького размера. Больше из операций ничего не планирую. У меня есть преимущества — феминное лицо, невысокий рост, широкие бедра, — поэтому я легко «пассуюсь» как женщина и половину времени выхожу на улицу в этом качестве.

Возможно, мне снова захочется мужской репрезентации, но для этого уже не понадобится медицинский переход. Достаточно коротко постричься — и я буду вполне себе мальчиком, потому что гормоны сделали свое дело, низкий голос тоже никуда не денется.

Сделала каминг-аут друзьям, сказав прямо, что родилась девушкой, десять лет прожила в качестве мужчины, а сейчас хочется обратно. И они смирились, хотя видели меня бородатым дяденькой. С признанием родителям я долго тянула, боялась, что мне скажут «мы же говорили», и в принципе мне это и сказали. Папа отреагировал спокойно, мама расстроилась сильнее.

«Нужно было побыть 10 лет мужчиной, чтобы принять свою феминность»

Я жалею, что до перехода не имела доступа к качественной психотерапии, и не факт, что хорошие специалисты были на тот момент в Новосибирске. Возможно, будь у меня этот доступ, мне не понадобился бы переход. Жалею, что не могу иметь детей. Жалею, что так много отросло волос на лице, это больно, когда втыкают иголки на эпиляции. В то же время переход мне очень много дал, потому что прийти к бытности той женщиной, которой я стала сейчас, без перехода я бы не смогла.

Жизнь одна, и я рада, что мне удалось получить такой разный опыт в двух социальных полах. Плюс мне очень нравятся мои фигура и мышцы. Может, если бы дисфория прошла раньше, мне стоило остановиться на каком‑то небинарно-андрогинном виде. Я в итоге зашла несколько дальше, чем стоило, в маскулинность, теперь приходится идти обратно. Это затратно и неприятно, но несмертельно.

К сожалению, нет ни одного достоверного способа, который может подтвердить, что человеку нужен трансгендерный переход. Всегда есть риск в возникновении потребности вернуться обратно, как это произошло в моем случае. Точно также не стоит кидаться в омут с головой и делать детранзишен. Это решение также может быть ошибочным и принятым из‑за неврозов или проблем. В любом случае френдли-психотерапевт очень помогает понять себя, и к нему я бы советовала обратиться первым.

Мне бы хотелось, чтобы люди не мерили то, насколько они нормальны, если они чувствуют себя трансперсоной. Не нужно стесняться или стыдиться своего опыта. Хотя планируемые поправки в Семейный кодекс могут подчеркнуть, что транслюдей не принимают в России. Мы с партнером собираемся снова заключать брак после смены наших документов. Не представляю, что будет, когда наши свидетельства о рождении потребуют в ЗАГСе, если примут этот законопроект. Мы также планируем усыновить ребенка, но не в этой стране, потому что из‑за нестабильной политической ситуации детей могут забрать и без дополнительных законопроектов.