Вип-камера для инвалида
— Алексей, первым делом поздравляю вас со свободой.
— Спасибо. Я, если честно, не верил, что ее увижу.
— Почему? Не верили, что выживете?
— Да.
— Помните тот момент, когда на вас в зале суда надели наручники?
— Конечно. Не могу сказать, что я совсем уж такого не ожидал, даже вещи с собой взял. Но все равно это было шоком. Когда судья ушел в совещательную комнату, зашел конвой, то есть уже было понятно, что все, уведут.
— В смысле унесут на руках? Или, может быть, увезут на инвалидной коляске? Вы ведь не ходите.
— Ну да, увезут. В итоге подошли ко мне, надели наручник на одну руку и пристегнули его к коляске. Привезли в подвал первого этажа здания Московского областного суда. Там перетряхнули все вещи, сняли шнурки, ремень. А потом прямо вот в коляске грузили в автозак («Газель»). Я ехал в отсеке вместе с вооруженным конвоем. В общую часть коляска не влезла. Одна рука, как я говорил, была пристегнута к этой коляске, а другую пристегнули во время движения к решетке.
Привезли в ИВС Красногорска. Там все в недоумении были. Интересно было, как пальцы откатывали. Они же у меня не разгибаются, скрюченные. Сотрудники долго мучились. И один разок нечаянно уронили меня на пол, когда наклоняли. Я упал прямо в таз с водой. Они сами сильно испугались. Подумали, что я ударился и переломался весь… Они не садисты, наоборот, человечные, просто опыта взаимодействия с такими инвалидами нет у них. Вообще, в Красногорском ИВС все было культурно, там хороший персонал.
Потом повезли в Волоколамский СИЗО. Опять автозак, но на этот раз «КамАЗ». По дороге все пассажиры-заключенные «встали на дыбы», возмущались, что меня везут в наручниках. Но по-другому не положено, так что меня не отстегнули.
В СИЗО меня поместили, как они сказали, в вип-камеру.
— И что в ней было виповского?
— Она отличается тем, что является ближайшей к санчасти, в ней нет клопов. Правда, были крысы. Хорошие такие, большие. Они по продуктам нашим лазили, по кроватям. А оттого, что ближе к санчасти поселили, плюса в реальности не было никакого, потому что таблетки мои потеряли в этот же день. То есть было так: вечером при поступлении лекарства у меня забрали, а утром уже не отдали. Они куда-то исчезли. Но это еще не все. Начальник медчасти СИЗО перепутала мои медицинские документы, взяла документы другого заключенного. Получалось у нее, что я фактически здоров, у меня только язва желудка.
Плохо было с прогулками. Нашу камеру не выводили. Гулял раза четыре за все время. В редкие дни, когда возможность такую давали сотрудники, ребята-сокамерники выносили на руках на прогулочный дворик.
— В туалет, на помывку, в кровать — это все они вас носили?
— Да. Помогали. Я за весь период (включая тюремную больницу) умудрился посидеть с разными категориями заключенных. И с теми, кто только зашел, и с теми, кто по 30 лет сидит. Так вот по поводу помощи. Первоходы… как объяснить… более человечные оказались, они ничего за помощь не просили.
Вообще, в СИЗО плохо было, кардинально плохо. Однажды чуть не задохнулись от дыма. Снизу, под нами, в камере обвиняемый поджег то ли матрас, то ли еще что. Вентиляции там как таковой нет, дырка закрыта. Мы орали, чтобы хотя бы выпустили в коридор, потому что мы задыхаемся. Но реакции никакой. В итоге намочили одеяло в тазу и окно завесили. Обошлось. Но было реально страшно вот так умирать.
— Ваше самочувствие в СИЗО ухудшилось?
— Конечно. С чего ему было улучшаться? Я сильно похудел. Дважды было совсем плохо. А помощи никакой. Первый раз, помню, сотрудники даже измеритель давления не нашли. Во второй раз принес прибор «коридорный». Посмотрел на показатели. Закричал: «Сейчас помрет!», побежал куда-то, вернулся с одной таблеткой валидола: «Братан, все, что мог. Держись». Медчасть не работала, потому что был выходной день. Но даже если бы она работала… нас там обычно посылали на фиг. Мне фельдшер, когда я попросил обезболивающее, говорила: «Я тебя сюда не звала. Что ты от меня хочешь? Какие лекарства, какие таблетки?».
— Алексей, давайте сразу оговоримся. Вы несете ответственность за правдивость всего, что рассказываете.
— Конечно. Не во всех случаях мои слова могут подтвердить свидетели (в силу объективных причин), но все происходило на глазах других заключенных.
— Вам давали диетическое питание, которое полагается инвалидам?
— Еда та же, что у других. Единственная разница была, это, допустим, если у всех макароны на воде, слипшиеся, то у меня они были просто чуть-чуть с маслом. А, забыл, молоко давали, два пакетика в неделю. Но это молоко условное, какая-то побелка, водой разведенная. Яйца? Творог? Не помню их. Говорю, чтобы не соврать. Может, пару раз было, но так, чтобы постоянно ел, такого точно нет. Кстати, холодильника в моей камере не было, равно как и телевизора. Я потом узнал, что у инвалидов они должны быть.
— Как к вам относились сотрудники в СИЗО?
— Ну, все обалдели, когда меня привели в СИЗО. А потом сказали: мол, ты не заморачивайся особо, ты не один такой, а за стенкой вообще парализованный лежит, он не шевелится. Успокоили, в общем.
Спецэтап для колясочника
— В СИЗО вы были недолго?
— Пробыл 10 дней. А потом в колонию повезли.
Везли спецэтапом уже. На лежачем месте с сопровождением двух охранников и медика. Это совсем-совсем другие условия. Нормальные.
В Твери, куда привезли, я сначала попал в СИЗО. Впечатления… В целом неплохие. Со мной все на вы, вежливые, заявления принимают, выслушивают. Меня поселили на первом этаже в корпусе, где женщины с детьми сидят. Дали даже помощника (мы вдвоем в камере находились). И прогулки четко каждый день. Претензий нет. Там соблюдается все. Но вот питание было очень плохим. И дело не в том, что это я такой привередливый. Люди, которые сидят за решеткой годами, даже отказывались от этой еды.
— А вы чем питались?
— Сестра успела привезти две передачки. Хорошо еще, что были чайник и кипятильник.
Но и в СИЗО Твери я пробыл недолго. Снова спецэтап, причем на этот раз трое охранников с автоматами как особо опасного меня сопровождали. Привезли в ИК №1. А там доктор из медчасти увидел меня и говорит: «Не приму». Развернули меня обратно в СИЗО. Сказали, что отправят в больницу, в Торжок. Но через несколько дней снова повезли в ИК №1, и на этот раз уже врачи не сопротивлялись, приняли меня.
— Как вы устроились в ИК №1?
— Поместили меня в санчасть. Там палата (не камера), с туалетом. Душ есть в коридоре, больные могут им пользоваться. Холодильник. Администрация определила мне помощника из числа осужденных. Прогулки там сколько хочешь на территории санчасти (в локальную зону к общей массе я не мог выходить). В общем, по-человечески отнеслись.
— Звучит как реклама колонии для инвалидов…
— Нет-нет, я как раз хочу донести до всех инвалидов обратное. В этой колонии было нормальное отношение и условия нормальные. Но это точно не как дома! За решеткой ты сам себе не принадлежишь. Там режим (подъем-отбой), поверки, обыски. Ты как в клетке, ограничен заборами и колючкой. Нет общения с близкими. Ну а главное, инвалид лишается своих привычных схем лечения и качественного медицинского обслуживания.
Забыл сказать про тюремную робу. Мне ее подбирали долго. В итоге нашли самую маленькую, но все равно штаны не подходили. Но поскольку я «не ходок» (не хожу), то невелика была потеря.
Но, повторюсь, в ИК №1 относились хорошо и с первого дня запустили оформление документов на «актировку», то есть освобождение. И скоро меня вывезли в тюремную больницу. И вот там начался настоящий ужас. Два СИЗО и колония, где я перед этим побывал, даже рядом не стояли.
Помогли? Значит, повезло
— Что вы имеете в виду?
— Вот представьте себе больницу, в которой врачей можно по несколько дней не видеть.
— Как так?
— А вот так! А если приходят, то стоят в конце коридора за решеткой. Через решетку делают укол и дают таблетки.
— В свое время мы просили ФСИН убрать решетки в больницах, и нам обещали. Выходит, практика вернулась?
— Наверное… Ощущение у меня там было такое, что пациенты никому не нужны. Санитаров нет. Если кто-то соизволит лежачему или колясочнику помочь, это значит, что ему повезло. Не соизволят — извини. Сходил под себя больной — никто не бежит его мыть, переодевать, за ним убирать. Ел или не ел — никого не волнует. Всем просто плевать.
Меня поселили на второй этаж, где лежат люди после операции, изрезанные. Они сами за собой порой не могут ухаживать, а уж про меня что говорить…
— А как вы справлялись?
— Помогали более-менее ходячие пациенты. Все это за плату (едой, деньгами — сестра моя переводила). Но все это нестабильно. То есть могло так быть: утром кто-то согласился в коляску с кровати посадить, а вечером обратно в кровать — нет. Гарантировать, что тебя кто-то в туалет довезет, в душ, никто не может. А какие там дверные пороги! Караул! Даже выбраться из палаты, в которую меня поселили, было нереально. Надо было открыть дверь и ждать, пока кто-нибудь не поднимет коляску. Перепад пола местами толщиной с пачку сигарет, на коляске он непреодолим.
— Были моменты, когда вообще некому было вас отвезти в туалет?
— Были, конечно, и не раз. Там без разницы всем, на коляске ты или нет, инвалид, не инвалид. Тут тоже все больные.
— А мылись как?
— Один старик помогал, перетаскивал. За 40 дней 3 раза помылся.
— Про прогулки боюсь спрашивать…
— На прогулку волоком, на коляске. Я молился, чтобы она не развалилась, потому что помимо моей коляски на всю больницу была еще одна, наполовину сломанная.
— Какую вам помощь медицинскую оказывали?
— Витаминку укололи 5 или 7 раз. И больше ничего. Они сами сказали, что смысла нет, «все равно тебе». Я потом уже отказался и от витаминов в письменном виде, потому что там ходили слухи, что шприцы, иголки используют не по одному разу.
— Не при вас вскрывали одноразовые шприцы?!
— Нет, уже с набранным веществом приносили.
Я вернулся, конечно, но еще не знаю, с чем. Там все в одной куче: ВИЧ, гепатит, туберкулез…
— Туберкулезников разве не отделяют?
— Отделяют. Только знаете, как? С нашего этажа двоих или троих увезли с подозрением на туберкулез, а до этого они полежали 2–3 недели вместе со всеми.
— Прокурор и правозащитники проверяли больницу?
— Правозащитников не видел. Прокурора видел два раза. В первый раз он приехал, потому что там человек с третьего этажа выпал. К тому времени я там был всего пару дней, потому на вопрос, если ли жалобы, ответил, что пока, на данный момент, не имею, а что будет дальше, не знаю.
История про выпавшего с третьего этажа очень интересная и страшная.
Человек выпал в середине дня пятницы (вроде как хотел воздухом подышать, неловко наклонился, но как было на самом деле, не известно). Полежал сколько-то часов на асфальте. Причем выпал чуть ли не под окна рентгеновского кабинета. Но никакого рентгена ему не делали. Ломаного-переломанного в итоге занесли, швырнули на кровать и до приезда прокурора (а это был понедельник!) к нему не подходили даже.
— Вы с ним не общались?
— Он говорил плохо. В больницу попал по поводу операции на голове.
Я большую часть времени находился в коридоре, в палате только спал. Почему? Потому что если тебя посадили в коляску, то радуйся и сиди в ней, не пытайся обратно на кровать, ведь совсем не факт, что в другой раз будет тот, кто тебя посадит опять в коляску. Поэтому я был в курсе всего происходящего, наблюдал. Поломанного отнесли на рентген в понедельник только после того, как сообщили, что едет прокурор с проверкой. Закатали в гипс его минут за 20 до того, как прокурор зашел в палату. То есть если бы этот прокурор пальцем до гипса дотронулся, то понял, что гипс еще сырой.
Можно еще про один случай скажу, вдруг человеку не поздно помочь?
— Конечно.
— В той тюремной больнице остался парень с онкологией. До этого полгода лечили от колита. А потом выяснилось, что у него уже там опухоль такая, что… Он от боли в крик орет. Пацан молодой. Так жалко. Помогите ему! До выхода 11 месяцев, а ему уже конкретно сказали, что он не доживет. Его надо оперировать срочно, а для госпитализации в онкологическую больницу нужна гистология. Взяли неудачно, что-то не получилось. А больница пациента не берет, пока гистологию не сделают. А на гистологию новую вести — машина одна, иногда ломается. Ему сказали, что смогут только через четыре недели. (После этой беседы мы послали срочный запрос Уполномоченному по правам человека в регионе и в УФСИН, и 19 июля суд освободил этого заключенного. — Прим. авт.)
— При вас смертей, слава богу, не было, как я поняла?
— Была. И она меня потрясла. Человека должны были «актировать» по тяжелой болезни почек. И вот у него уже был суд назначен по поводу освобождения. Но накануне ему стало очень плохо. Я видел, как люди от почечной недостаточности умирают (у меня жена от нее умерла). Но никто не спешит что-то особо делать. У него в понедельник берут анализы, только во вторник приходит результат (хотя на воле за полчаса делают!), выясняется, что почки вообще не работают. Но врач приходит не сразу. А когда приходит, говорит, мол, да, надо бы его все-таки отвезти на вольную больницу и, пожалуй, почистить кровь, чтобы он до суда дожил. Опять-таки ничего не происходит (может, с больницей долго договаривались, не знаю). И человек умирает. Помню, в среду выкатили меня в коридор. А с нашего отделения мужики печальные выходят — они помогали вынести труп…
— Чем заниматься на воле думаете?
— Семьей и здоровьем. Болезнь у меня такая, что не лечится. Но можно попробовать замедлить регресс. До ареста я мог стоять (совсем чуть-чуть, но мог). Сейчас уже не могу.
Мне очень хотелось бы, чтобы инвалидов не помещали в СИЗО, чтобы условия в тюремных больницах стали нормальными, чтобы там появились санитары. И очень важно, чтобы инвалида не арестовывали до медзаключения комиссии и решения суда о наличии или отсутствии заболевания, препятствующего отбыванию наказания. А то ведь как получается: чтобы освободиться, надо сначала попасть в тюрьму. А там выживешь или нет — бог знает.
Другие новости по теме...
