О «Союзе спасения»
Я не был на премьере в Москве, и после нее наслушался столько говна — поговорил с Антоном [Долиным], и мои ожидания [совсем испортились]. А потом пошел и не увидел ничего плохого — все нормально. А что? Не стрелял, что ли, царь по людям? Все это было: царь стрелял, была проблема, император Константин, междуцарствие — мы и сняли про это. Я не знаю, что там люди увидели. Какой, ***[к черту], Ельцин с Путиным? Вы, ребята, публицистикой занимаетесь. Как Петр Наумович Фоменко говорил, «критики потом скажут нам, о чем мы сделали спектакль».
Другое дело, как все это выражено. Другое дело — вкусовые вопросы, которые мне не близки, песня «Сансара» Басты в конце. Я с этим не могу мириться, у меня другие вкусовые предпочтения. Но они так сделали фильм, значит, они понимают, на какую аудиторию это рассчитано, как это должно работать. Этот фильм как «Звездные войны» — их хают все критики, кроме тебя и Долина. Мне так кажется, что он не для нас с тобой.
Это фильм о том, что нет диалога власти и народа. То есть я, как гражданин своей страны, ощущаю, что я не нужен. Что мне нравится — этот фильм реально граничит с фильмом «Текст», потому что «Текст», в принципе, о том же самом: и там и там рассматривается ситуация государственного произвола.
О позитивном финале с повешенными декабристами и отношении к фильму в фейсбуке
А что ждет таких людей (декабристов. — Esquire)? Розы, цветы и вечная слава героям? Если я выйду кричать что-то про Путина, меня повесят, посадят в тюрьму, побьют. Так было тогда и сейчас.
Не может в наше время выйти фильм про декабристов — и чтобы все решили, что он хороший. Такого не может быть. Кто-то будет это засирать и хаять. Но я уверен, что кому-то это понравится.
Вот я смотрел фильм: идет мощнейшая сцена восстания на Сенатской площади, все грохочет, солдаты падают, жалко людей. И женщина, сидевшая рядом со мной, при каждом пушечном выстреле тряслась, жестами умоляла их всех остановиться, для нее это было мучительно. Я видел, как на нее это действует, она подключена к событию, она не хочет, чтобы это происходило. Она считала единственный месседж: не надо, чтобы так было. Если не будет диалога с народом — будут дела Голуновых. Почему? Из-за недостатка внимания, из-за недостатка диалога, из-за слишком большого эго — и твоего, и моего. Есть такое эгоистичное мнение молодое, что мы все поменяем.
Моя девушка сказала, что ей «Союз спасения» больше «Текста» понравился.
О российском кино, «развлекалове», Дэниэле Дей-Льюисе, Поле Томасе Андерсоне, «Джокере» и загранице
У нас индустрии-то нет, к сожалению. Есть студийное кино, есть авторы талантливые какие-то, но, к примеру, такого понятия, как «арт-мейнстрим», вообще нет. «Текст» — редкое исключение, более-менее такой авторский мейнстрим: тему и киноязык нашли, камерой с рук сняли, и про сегодняшний день вроде книга, и совпало. У зрителя ведь есть интерес, чтобы смотреть серьезное кино и идти на него в кинотеатры.
Честно, я ***[устал] от развлекалова, не могу развлекаться уже в кино. Поэтому ищу такие фильмы, как «Маяк», как «Тайная жизнь» Терренса Малика. Еще меня поразил фильм «Оленья кожа». Это не для всех, и это круто, потому что такое редко встретишь — чуваку куртка диктует, как надо жить. Мне нравится Скорсезе, Баумбах, Пол Томас Андерсон.
Я не в Голливуде работаю, не могу себе позволить, как Дэниэл Дей-Льюис, чтобы у меня было 12 фильмов, три «Оскара» — и все, мне ничего не надо [больше]. Я, видишь, не уезжаю в Италию, и Скорсезе не приезжает ко мне вместе с ДиКаприо упрашивать: «Снимись у меня!» Он как артист мне близок именно тем, что не страдает ***[ерундой]. Дей-Льюис мне близок как ролевая модель: вдумчивый, умный артист. Я посмотрел фильм «Нефть» с ним — и понял, что хочу быть артистом. Отец, дед, семья — это все понятно. Но именно после «Нефти» я понял, что хочу быть актером, хочу передавать, хочу быть проводником. А когда посмотрел «Призрачную нить», я понял, что хочу идти в режиссуру. Это одна из моих любимых картин. У меня многое связано и с Полом Томасом Андерсоном — это мой любимый режиссер, каждый его фильм переворачивает мое сознание.
Я живу здесь и кинематограф хочу поднять тоже здесь. Я могу. Я много с чем не согласен, мне много что не нравится. Артист в этой стране должен работать, поэтому я стараюсь выбирать из того, что есть, лучшее.
О будущих фильмах
Последнее, над чем я работал, — картина «Огонь». Это суперский режиссер Алексей Нужный, продюсер Никита Сергеевич, замечательная команда актеров — Хабенский, Добронравов, Курцын, Богданов, Милославская. При этом я понимаю, что нужны другие фильмы. У меня будет инди-фильм «Хандра», где я играю Тарковского. Это классное высказывание режиссера Леши Камынина, но его не посмотрит много народу, потому что а) реклама, б) такой формат — жанровая авторская комедия. Не всем зайдет, не все поймут, не все пойдут. Хотя мы надеемся, конечно, на резонанс.
Я мог бы сниматься везде — столько мне приходит предложений. Но другое дело — нужно ли мне это? «Давайте я поснимаюсь, обо мне поговорят» — ***[плевать], обосрался или нет. Мне важно другое: если меня за душу берет, если я понимаю, что материал способен дать мне сил вырасти над самим собой, тогда я готов это делать. Потому что ***[зачем] мне просто роли играть, суетиться на билбордах, заниматься какой-то еще ***[ерундой]? А если роль правильная, она дает тебе возможность: вот ты слабый — а вот через роль возрос, вырос.
Я хочу быть как Роберт Паттинсон, который звонит любому режиссеру и говорит: «Я хочу у вас сниматься». Я, в принципе, Балагову так написал (мне очень нравится «Теснота», потому что это фильм про любовь еврейки и мусульманина — мне эта тема по‑человечески близка) и снялся в «Дылде». Правда, меня вырезали. Написал Найшуллеру, но он пока не ответил. Я же за процесс, за работу с талантливыми людьми. Поэтому мне важно иметь фильм для зрителя, большой, но важно и для себя кино иметь — другое, которое мне ближе.
О страхе перед тридцатилетием и о том, что он хочет оставить после себя
Я боюсь не тридцатилетия. Я боюсь умереть, ничего не сделав, ничего не оставив.
Знаешь, у меня есть классный ответ на такие вопросы — я хочу, чтобы мама с папой дольше жили. Почему они будут дольше жить? От радости за сына. Когда они улыбаются и гордятся мной, я понимаю, что это дает им энергию, силы.
Когда я умру, я не узнаю, оставил я что-то или нет. Нам один из мастеров задавал такой вопрос: с чем вы в гроб ляжете? Я же не возьму с собой айфон, ключи от машины, квартиры. Осознав это, я понял, что жить надо немножко по‑другому.
У меня нет ни одного фильма со мной, который я могу честно порекомендовать. Хотелось бы иметь такую картину, которую я могу показать тебе и сказать: «***[Черт], Егор, смотри вот этот фильм со мной — я тебе отвечаю, ***[отлично], стопудово ***[замечательно]!» Я не могу тебе так сказать ни об одном фильме своем — ни о прошлых, ни о будущих. Это не потому, что я самобичеванием занимаюсь, просто я пока не уходил на какой-то космический уровень. Хотел бы, но пока еще этого не сделал.
О фильмах, в которых Янковский играет себя, — и фильмах, в которых хочется играть
В каждой роли есть маленькие кусочки, которые меня отдаленно напоминают. Но, конечно, все мои роли — это не я. Петя Хазин в «Тексте» — это не я, конечно. Да, я сказал в одном интервью, что мне нравится брать роли, где человек борется с темнотой внутри себя, как Раскольников.
Знаешь, как я в тайский бокс пошел? Я боялся боли, а чтобы не бояться боли, надо попасть в ее эпицентр, тогда ты перестанешь ее бояться. Нос поломал три раза — ухватил ***[ударов в цель], но теперь зато мне не страшно. Я знаю, что такое внутренний дракон, который выходит — и ты уже не думаешь о том, что тебя ждет.
В «Тексте» я как раз играл сложного героя, сумасшедшего мента. Конечно, я оглядывался на Гэри Олдмена в «Леоне», разгонял персонажа на площадке. Особенно в первый съемочный день — это была сцена в клубе, когда я отвожу этого Горюнова в гримерку. Вся эта сцена — импровизация, у нас не было всего этого текста: «Так, заходим, понятые, так, доставай, клади» — это все родилось на ходу. Этот фильм дорог мне тем, что он живой, он реально состоит из живых кусков. Я его добивал, кричал Петрову: «Ну ты артист!» Режиссером Климом Шипенко много было придумано слов, реплик, к примеру: «Иди домой, к маме». Мы час стояли, курили — придумывали фразу, за которую захочется убить.
Сама тема борьбы с тьмой внутри себя очень близка. Но я не получаю таких предложений.
Я подаю режиссерам месседж последними фильмами, которые сделал. Мне очень дорог фильм «Завод», к примеру, потому что я мечтал с Юрой [Быковым] поработать. Юра прописал роль, где надо было заикаться. Я придумал выбриться, похудеть. Хотя мне и говорили: «Ты слишком аристократичный какой-то заводчанин, такое ***[лицо]…» А если бы я реально был заводчанин? Представь, я бы жил в Саранске. Что мне делать, где мне еще работать? Вот такой долбаный заводец. В этом и трагедия персонажей.
Да, я хочу, чтобы режиссер видел, что мое лицо, моя фактура — не на них надо строить мою карьеру. Наоборот, меня надо в говно окунать, выбивать зубы, делать лысым, пьяным, извращенным, сраным, говняным, дерьмом вонючим — вот что я такое. Джилленхол снимается в «Стрингере» — и ему никто не говорит, какой он, сука, красивый. Хоакин Феникс худеет ужасно. А я вынужден слушать, что я какой-то не заводчанин или еще какой-то не мент, не врач, не дворянин и еще кто-то «не». Хочу играть тех, на кого я не похож.
Другое дело, понятно, что одень меня в мундир, скажи мне сыграть дворянина — мне ничего не надо играть, я и так дворянин — буду с тобой общаться с прямой спиной. Меня это не запарит, я воспитан так, это все мне понятно.
Про Александра Петрова и карьеру
Мы с Сашей учились на одном этаже, на режиссерском факультете. Саша — большим талантом одаренный человек. Он играет везде, где хочет, потому что он хороший артист. Все-таки мы не ***[дураки] здесь в индустрии, чтобы актер был говно — и его везде снимали. Его любят зрители.
Я не люблю о себе в интервью говорить. Да, фильм вышел со мной, слава Богу, можно посмотреть сходить. Понравилось — отлично, нет — ну что тут делать.
О секс-сцене в «Тексте»
Ты знаешь, шумиха говорит только о хорошо проделанной мною работе. Было бы ужасно, если бы зрители говорили: «Да это все ***[чушь] и неправда, вот на порнхабе я вчера видел видео — он ее ***[трахал] нормально». Вот в этом случае мне было бы обидно.
Народ, к сожалению, еще в остатках социализма. Дело даже не в «совке», а в этом отношении вечном: не выноси секс из дома, сиди по подъездам — тихо, тема интимная, и вообще мы не трахаемся, дети из аистов, из капусты. Все эти комментарии про куколда молодежь пишет — это же над ними родители довлеют так. Дома им нельзя смотреть на экран, когда идет постельная сцена. Поэтому такое отношение. У меня вот в детстве была кассета с фильмом «Трахни меня» — новый французский экстрим, классный фильм. Обычный человек ничего не видел, он не знает, кто такой Рой Андерссон, он не смотрел фильм «Голубь сидел на ветке», он смотрит НТВ. А на НТВ что? Там нет шоураннеров, которые тебе хотят привить вкус нормальный. Эфир забит ерундой, на мой взгляд.
Поэтому я в ерунде участия не принимаю. Я на каналах [в сериалах] не снимался никогда, хотя у меня было много предложений. Мне присылают сценарий — типа «Елочка и белочка». Представь, я с тобой обсуждаю Малика, Пола Томаса Андерсона, а сам снимаюсь в «Елочке и белочке». ***[Ужас]!
Благодарим ресторан «Уголек» за помощь в организации съемки.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ:
Черным по белому. Как «Текст» стал самым откровенным российским фильмом года
30 главных фильмов десятилетия — от «Социальной сети» до «Однажды в Голливуде»
Другие новости по теме...
