Можно только сожалеть, что эти два спектакля на разных площадках шли в одно и то же время, и зрители были поставлены перед мучительным выбором — куда в первую очередь бежать? После просмотра ответ не порадовал — на оба, потому что каждая из постановок по-своему раскрывала тему конкретной войны, пережитой нашей страной 84 года назад, и войны как неотъемлемой или неизбежной части истории человечества.
«Василий Теркин», привезённый в жаркий Владикавказ с русского Севера и сделанный Алексеем Ермилышевым для совсем маленького пространства, не потерялся в зале на 400 мест. Как не терялся собирательный образ Твардовского — русский солдат Василий Теркин — ни при каких обстоятельствах на той войне, трагичных, кровавых или комичных. В аскетичных декорациях (у художника Андрей Тимошенко — мобильные деревянные помосты) живут сразу три молодых Теркина (Николай Варенцов, Георгий Селиванов, Тимофей Тихонов), по ходу отвечающих и за других персонажей. Аскетичная постановка по своим выразительным средствам, где даже видео — минимализм, сурова, но поэтична и приводит зрителя к человеку, а не событиям войны, из-за которой он теряет дом, близких, жизнь в конце-концов. «Но человек опять приходит к дому», — вспомнила строчки поэта-эмигранта Ивана Елагина. Рядом с мужским трио по-особенному тонко существует (Мария Степанова), предстающая в разных образах, включая смерть, которая в госпитале приходит за героем.
Надо сказать, что имя режиссера Ермилышева мало знакомо столичному зрителю, а между тем он родился в подмосковном Орехово-Зуево, окончил «Щуку» у удивительного Мастера Юрия Погребничко, но ставит в основном в театрах северного региона (Архангельск, Северодвинск). Сейчас приглашён на постановку в Минусинск. Впрочем, то не его вина, как и других молодых интересных режиссеров, которые не входят в узкий круг столичных постановщиков, сформированный в последнее десятилетие.
Его «Василий Теркин» — пронзительнейшая история про сегодня, которую играют сегодняшние молодые. На мой вопрос — как надо говорить о войне, чтобы не впасть в пафос, а значит в фальшь или ещё хуже — спекуляцию на теме войны, Алексей ответил:
— Просто честно ставить и играть — от себя, собою, без масок. Для меня это личная тема, я посвятил спектакль своим трём дедам. Почему у меня трое пацанов на сцене — это трое моих дедов. Один пропал без вести под Сталинградом, а двое вернулись. Театральный язык простой.
— Были трудности с поэтическим языком, который, несмотря на всю свою простую красоту, не так-то прост для сцены и восприятия зрителем?
— Я тоже сначала думал — ломать стих или нет, обытовлять его или нет, но потом понял: стих — это красота прежде всего, это музыка и через неё зритель втягивается в историю. Я сейчас начну ставить в Минусинске Гоголя, но думаю ещё об одной постановке о войне.
— Основой для премьерного спектакля «Газдановы» северо-осетинского национального театра им. Тхапсаева послужила документальная история, которая является незаживающей раной республики — история семьи Газдановых, у которых война забрала всех сыновей. Их у Тассо и Асахмата было семеро. Никто не вернулся в родное село. На въезде в город в 70-е годы им установят красивый монумент в виде семи улетающих в небо журавлей. Цитата из камня к строкам известной песни: «Мне кажется порою, что солдаты/С кровавых не пришедшие полей/Не в землю нашу полегли когда-то, а превратились в белых журавлей…». И вот белые птицы в сцепке тонкой линией парят в синеве на фоне гор. Памятник возникнет и в финале спектакля, но не величием, а упреком. Но об этом — дальше.
— Сама тема семьи Газдановых в Осетии — действительно, непреходящая боль поколений, и любое ее воплощение на экране (игровом или документальном), а тем более на сцене, будет принято местным зрителем с благодарностью. Худрук театра и режиссёр Гиви Валиев начал своё сценическое повествование почти без слов, решив его пластическими средствами. Шесть маленьких мальчиков, одетых в белое исподнее, взрослеют на глазах в своих мальчишеских играх, и вот уже рядом с каждым возникает взрослый человек, который берет своего мальчика за руку. Мать в домашних хлопотах, у люльки с младшим, редкие появления в доме отца, который в горах пасёт овец — скупой текст Кокаева скупо обозначает жизненные этапы семьи. Сцена пуста и минимум деталей декорации условно обозначают этот мужской дом. Доска, спущенная сверху, станет столом, на котором будут стоять семь мисок, к шести из которых никто не прикоснется — только один при матери, самый младший. Да и тот сбежит на фронт. Тюль отобьёт мир реальный от невидимого, где тени умерших.
— Условность, взятая за основу режиссёрского стиля, звучит метафорой — в диалогах матери с погибающими один за другим сыновьями, где их разделяет прозрачная тюль, а проза в эти моменты становится поэтическим словом. Но, увы, до тех пор, пока действие не начнёт впадать в иллюстративность с непонятно зачем большой массовкой, что разбивает единство стиля и, явно, не на пользу постановке. Как и работа с музыкальным материалом: возвышенная музыка, звучащая вначале на фоне горного пейзажа, повторяется в сцене, когда Тассо получает первую похоронку. Но тональность величия не всегда, а чаще всегда, против сокровенных, интимных вещей, которым больше подходит тишина. Но когда уходит иллюстративность (в частности, сцена с немецким офицером и авиа налёта) постановка дышит и правдой и судьбой.
— Автор пьесы — Тотрадз Кокаев, который случайно оказался в зале рядом со мной, рассказал, что написал пьесу года три назад. Сценической Тассо Газдановой он подарил жизнь до победы 1945 года, в отличие от реальной Тассо, которая скончалась после третьей похоронки — сердце не выдержало. Жанна Габуева в роли Тассо Газдановой — что-то невероятное по органике существованию, она — воплощение тихой жертвенности, мужества перед лицом смертного часа своих сыновей, своей боли, а в итоге боли всех матерей страны, отпустивших своих детей на войну, потому что иначе быть не должно, когда Родине грозит враг. И тогда, и теперь. От актрисы нельзя оторвать глаз ни в одной сцене. Ни когда она как будто спокойно говорит с очередным погибшим сыном, ни когда просто молча проходит по авансцене, а в глубине пара в военной форме танцует победный вальс, точно игрушки на шкатулке. Без музыки пара повторяет одни и те же движения.
— Финал Гиви Валиев перенёс в XXI век, когда к памятнику с улетающими в небо журавлями приходит группа туристов: под бодрый механический голос экскурсовода о погибших братьях, каждый из туристов формально внимает, и больше занят своими делами.
— На поклоны к большой группе артистов вместе с автором присоединилась небольшого роста женщина, оказавшаяся внучкой одного из братьев Газдановых. Она родилась в 1941 году. и дед ее, ушедший на фронт, так и не увидел ни свою маленькую дочь, ни, естественно, внучку. А сколько таких матерей в России, потерявших на войне своих детей. В Задонске, например, в Липецкой области стоит памятник Марии Фроловой — матери, девять сыновей которой не вернулись с фронта. Так что спасибо Осетии за такую память.
Другие новости по теме...
