Василю Быкову, Борису Васильеву и Владимиру Богомолову в этом году на троих – триста лет, на каждого по сотне. 19 июня – сто лет со дня рождения В. В. Быкова. По рождению белорус, по духу – советский, Василь Быков – автор беспощадной, натуралистичной, но и гуманистической прозы о войне. «Дожить до рассвета», «Знак беды», «Обелиск», «Альпийская баллада». «Окопная правда» его произведений не русская, не белорусская и даже не советская, она общечеловеческая. И всё понятно – даже по-арабски.
Вбегаю с опозданием, насквозь промокшая под нормальным летним дождем. Книжный клуб Иностранки – небольшой зал, сосредоточенные лица слушателей, статная девушка на сцене читает с листа. Быстро понимаю, что ничего не понимаю: какой язык-то? Вслушиваюсь: много шипящих, вроде и славянский. Читают отрывок из повести Быкова «Знак беды», статная девушка – Кристина Гагич, старший советник посольства Сербии в Москве. Язык – сербохорватский.
Большая часть публики – приглашенные чтецы, послы, друзья Библиотеки имени М.И. Рудомино на Таганке. Основанная в 1921 году, библиотека – неизменное место встречи иностранных гостей, переводчиков, атташе, просто читателей. Сегодня «лейтенантскую прозу» советских писателей по случаю тройного юбилея читают на испанском, немецком, французском, датском, арабском. Больше всего – на испанском: здесь послы Республики Никарагуа, Боливии, Эль-Сальвадор, которых специально попросили читать на родном языке. Так бы с удовольствием читали по-русски: все присутствующие здесь это умеют и любят.
Советник посольства Киргизии Гульбарчын Байымбетова, перед тем как зачитать – конечно, на русском – отрывок из быковского «Обелиска», долго говорит о национальной памяти, о том, как важно читать произведения о Великой Отечественной войне. И вспоминает: эту повесть «разбирала» с учителем еще в школе, запомнила на всю жизнь. Госпожа Наталия Фортуни, советник и глава культурного отдела посольства Соединенных Штатов – Мексиканских! – с удовольствием объявляет, что будет читать по-русски. И читает превосходно, только один раз поставив ударение неправильно: на средний слог, как в испанском. Это из Владимира Богомолова, «Иван. Зося». Потом включают фрагмент из фильма по «Зосе». Фортуни шутливо комментирует с места: «А можно и весь фильм включить!»
Иностранные атташе слушают внимательно, приветствуют аплодисментами, более громкими – фрагменты из советских фильмов, поставленных по произведениям юбиляров. Но больше всего публике, похоже, понравилось исполнение сотрудниками библиотеки интернациональной «Катюши».
У нас принято вспоминать о Великой Отечественной как минимум дважды в год, 9 мая и 22 июня. День Победы и День скорби. В эти звучат стихи – Окуджавы, Высоцкого, Рождественского, Друниной, Берггольц, пересматриваются фильмы о той войне.
Принято вспоминать своих предков: в каждой семье есть о чем поговорить и о чем помолчать за общим столом. Не принято ворошить совсем уж страшные воспоминания – слишком тяжело. Поколение наших бабушек и дедушек, поколение их родителей не любило рассказывать детям и внукам о войне.
Эти рассказы о неприглядной изнанке остались в произведениях так называемой «лейтенантской прозы». Поэзия о войне – это одно, даже если стихами с новыми поколениями говорят мертвые, повторяя, как набат, свой священный завет: «Помните». Проза о войне – это другое. Она – про вшей, грязь, смерть, снаряды, кровавые бинты и оторванные ноги. Это про двадцатилетних ребят – неизвестных солдат, погибающих в окопах. Не о великих потрясениях, победах и поражениях, но о «боях местного значения», под маленькими, забытыми и поныне деревнями и селами. Да что уж: вряд ли случайный россиянин сегодня назовет без ошибок все города-герои. Не говоря о представителях другого народа, когда-то воевавшего против фашистов плечом к плечу с русскими братьями. Как там пели Утесовы:
Заплатит фашистский Берлин:
За Невель, за Гомель,
За Харьков, за Киев,
За Днепропетровск и Донбасс!
Конец 50-х – начало оттепели. Не слишком рано и не слишком поздно, когда уже и пока еще можно писать и печатать «окопную правду», как презрительно окрестили произведения Быкова, Богомолова, Васильева критики и журналисты тех лет. В чем-то их можно понять: такая проза не «поднимает дух», скорее шокирует и провоцирует на ремарковскую рефлексию. Критиковали за «дегероизацию» советского народа – каково? Противостояла «лейтенантам» литература «лакированная»: исключительно возвышенный героический пафос романов и повестей. Оно бы все и хорошо, вот только – какой ценой?..
Вот о чем «лейтенантская», окопно-правдивая проза наших советских писателей. Хорошо бы подольше помнить о цене той победы. И ведь помнят – оказывается, не только в России, но и в Мексике, Никарагуа, Сербии, Киргизии, Южной Осетии, Боливии…