Рихард Штраус, крупнейший композитор-романтик, известен всем людям на Земле прежде всего по вступлению к симфонической поэме «Как говорил Заратустра»
Есть композиторы, у которых одна мелодия затмевает все остальные. Феликса Мендельсона, создателя многочисленных опер, ораторий и концертов, большинство знает лишь по «Свадебному маршу». Карл Орфф не ленился, сочинял музыку к греческим трагедиям, а в истории остался благодаря вступлению к кантате «Кармина Бурана», которое идет две с половиной минуты. А его соотечественник и современник Рихард Штраус, крупнейший композитор-романтик, известен всем людям на Земле прежде всего по вступлению к симфонической поэме «Как говорил Заратустра». Оно было использовано Стэнли Кубриком в начале «Космической одиссеи 2001 года», а потом (что для среднестатистического русского человека гораздо важнее) — Владимиром Ворошиловым для заставки «Что? Где? Когда?» Этой мелодией открывал свои концерты в Лас-Вегасе Элвис Пресли. Она много лет звучит на гонках в Ле Мане. Под нее выходили на ринг профессиональные рестлеры. Она грохотала в мультфильмах «Ледниковый период», «Валли» и «История игрушек-2», а равно и в недавней «Барби». Ею сопровождали трансляции с космодрома, где запускали в космос «Аполлон-11», впервые долетевший до Луны.
Штраус, когда писал начало «Заратустры», имел в виду просто восход солнца (кстати, оно восходит и у Кубрика). Вряд ли композитор мог в 1896 году предположить, что мелодия оторвется и от его «поэмы», и от Фридриха Ницше и заживет собственной бурной жизнью.
«ЧЕРЕЗ ДЕСЯТЬ ЛЕТ НИКТО НЕ ВСПОМНИТ ВАГНЕРА!»
Рихард Штраус родился в Мюнхене 11 июня 1864 года. Его родители были обеспеченными людьми: мать происходила из богатой семьи пивоваров, с XV века продававших пиво Pschorr, очень популярное в Баварии. А отец был музыкантом, играл на валторне в Мюнхенском придворном оркестре, любил Моцарта, Гайдна и Бетховена, и ненавидел Рихарда Вагнера. Проблема была в том, что Вагнер, грубо говоря, был его начальником: благодаря покровительству короля Людвига II он вообще стал в Баварии композитором № 1, и в оркестре был человеком № 1, и Франц Штраус, давясь от отвращения, был вынужден исполнять всякую мерзость вроде «Тристана и Изольды». Он ссорился с Вагнером, словно нарываясь на увольнение, но уволен не был, потому что на своей валторне играл волшебно. (Когда в 1883 году Вагнер умер, весь Мюнхенский оркестр встал, чтобы почтить его память — и только Франц Штраус демонстративно остался сидеть). Разумеется, он сделал все, чтобы защитить сына от тлетворного влияния автора «Кольца Нибелунгов». И юный Штраус верил папе, торжественно заявляя в письмах: «Через десять лет ни одна душа не будет знать, кто такой Вагнер!»
Рихард Штраус. Портрет работы Макса Либермана, 1918 год
Еще когда Рихард Штраус был мальчиком, стало понятно, что ему суждено стать музыкантом. Первые произведения он написал в шесть лет, а в 12 уже создал «Праздничный марш», полноценное сочинение для оркестра, причем оно было издано (конечно, на деньги родственников матери, но все-таки издано!) В 17 лет его симфонии уже исполнял оркестр (конечно, любительский, которым руководил его папаша, но все-таки исполнял!)
А дальше началось фантастическое везение. На Рихарда обратил внимание знаменитый пианист и дирижер Ханс фон Бюлов, и решил исполнить его «Серенаду», сочиненную в 16 лет. Тут уже речь не шла ни о деньгах, ни о влиянии отца (как раз со Штраусом-старшим у Бюлова, друга Вагнера, отношения были напряженными). А потом он еще заказал Рихарду новую музыку для знаменитого Мейнингенского оркестра, которым руководил. И заставил юнца самостоятельно дирижировать (хотя раньше Штраус не прикасался к дирижерской палочке). А потом и вовсе сделал его своим заместителем (хотя на эту должность претендовал, например, великий Густав Малер). А потом Штраус вообще занял место Бюлова в оркестре. Как писал биограф композитора Джордж Марек, «всего за месяц — необычайно короткий срок обучения — из неоперившегося птенца Бюлов выпестовал дирижера». Удивительно, как он рассмотрел талант в двадцатилетнем композиторе, который не создал еще ничего выдающегося и за дирижерский пульт становиться вообще-то не собирался. Впоследствии Штрауса будут называть одним из лучших дирижеров в истории Европы, он даже составит классические «Десять золотых правил», первое из которых гласило: «Ты не должен потеть, когда дирижируешь, но публике должно быть тепло».
Рихард Штраус в возрасте 40 лет. Почтовая открытка
Бюлов заодно познакомил Штрауса с Иоганном Брамсом, и начал потихоньку приобщать его к музыке недавно скончавшегося Вагнера. А еще Штраус встретил композитора и скрипача Александра Риттера, который был женат на одной из вагнеровских племянниц. Тот окончательно превратил юношу в вагнеровского фаната, выбив из него все отцовские предубеждения. В частности, он познакомил со вдовой композитора Козимой (кстати, дочерью Ференца Листа и бывшей супругой Бюлова, — она его бросила, предпочтя Вагнера, там разыгралась довольно впечатляющая мелодрама). Козиму и Штрауса потом много лет связывала дружба. А влияние Вагнера на музыку Штрауса трудно переоценить.
«ТЛЕТВОРНАЯ» «САЛОМЕЯ» И ЛЕСТЬ ГИТЛЕРА
В 25 лет Штраус написал симфоническую поэму «Дон Жуан», которая и сейчас считается одним из главных его произведений. Этих симфонических поэм впереди было много: «Макбет», «Смерть и просветление», «Веселые проделки Тиля Уленшпигеля»… Потом был «Заратустра», которому Штраус собирался дать подзаголовок «Симфонический оптимизм, облеченный в форму конца века, посвящается ХХ столетию». Фридрих Ницше ничего не смог сказать по этому поводу: к 1896 году то ли нейросифилис, то ли шизофрения, то ли опухоль мозга в принципе лишили его возможности связно разговаривать. Но в целом эта 33-минутная «поэма», за исключением грандиозного вступления, «гимна, с которым Заратустра обращается к солнцу», не считается триумфом композитора.
Почтовая марка с портретом Рихарда Штрауса
Зато сенсацию произвела опера «Саломея» (1905) по пьесе Оскара Уайльда. Престарелый отец Штрауса, ознакомившись с партитурой, воскликнул: «О господи, какая нервная музыка! Так и кажется, будто в штаны к тебе забралась куча муравьев». Но публика рукоплескала: в течение двух лет «Саломею» поставили в пятидесяти оперных театрах по всему миру. В Нью-Йорке, правда, разразился скандал. Один врач написал в «Нью-Йорк таймс» письмо: «Я, человек, проживший уже почти полжизни и посвятивший более двадцати лет своей профессии, которая требует ежедневного общения с дегенератами, (…) утверждаю, что «Саломея» представляет собой точный до мелочей пример самых ужасных, отвратительных и неприличных черт дегенеративности, о которых мне когда-либо доводилось слышать или читать и которые даже трудно себе вообразить». Потом еще и рецензент «Нью-Йорк трибьюн» назвал «Саломею» «тлетворной», «чудовищной» и «тошнотворной». Через пять дней оперу сняли с репертуара. Но все равно эти пять дней толпу желающих посмотреть, как Саломея целует в губы отрубленную голову пророка Иоканаана, приходилось сдерживать полицейским.
А за «Саломеей» последовали «Электра», «Кавалер розы», «Ариадна на Наксосе» и другие оперы. Плюс балеты (один из них, «Легенда об Иосифе», был заказан Дягилевым для «Русских сезонов» в Париже). Плюс новые симфонические поэмы и произведения для камерных ансамблей. Старость Штраус встретил одним из самых знаменитых композиторов Европы.
Нацисты не могли пройти мимо такого человека: им хотелось заручиться поддержкой признанного гения. Гитлер и Геббельс безудержно ему льстили, сделали его президентом Имперской музыкальной палаты (это был правительственный орган, заведующий музыкальной жизнью Германии), — а он спокойно принимал их почести, считая себя глубоко аполитичным человеком. Джордж Марек писал: «Штраус не был нацистом. Но не был он и противником нацизма. Он был одним из тех, которые позволили нацистам прийти к власти. Более того, он с ними сотрудничал. Подобно многим другим, он думал: «Ну не станут же они воплощать в жизнь свои зверские лозунги»… Он был немецким композитором при кайзере, был композитором при Веймарской республике, стал президентом Имперской музыкальной палаты при национал-социалистах и, если в Германии к власти придут коммунисты, станет комиссаром. Ему все равно».
В молодости Штраус был антисемитом (став им под влиянием отца и Бюлова), но потом это как-то рассосалось; он стал тепло относиться к евреям, особенно — к жене своего сына Алисе, которую всей душой полюбил. А еще, например, к Стефану Цвейгу, написавшему либретто к его опере «Молчаливая женщина». Когда гестапо перехватило письмо Штрауса к Цвейгу, эмигрировавшему в Лондон, разразился скандал. Композитора заставили уйти в отставку с поста президента Имперской музыкальной палаты, он фактически стал персоной нон грата. И все-таки его 80-летие, пришедшееся на 1944 год, было пышно отпраздновано, а Алису и внуков благодаря его авторитету удалось спасти от гестапо. Позднее Штраус утверждал, что именно страхом за невестку и ее детей было продиктовано его сотрудничество с нацистами (или, по крайней мере, непротивление им; обвинения в сотрудничестве после войны были официально сняты Мюнхенским трибуналом). На самом деле Штраус «все время колебался между «за» и «против», руководствуясь тем, что лучше для него самого, а не для мира, не для его страны и даже не для музыки». После разгрома фашистов он воскликнул: «Конечно, нацисты были преступниками — я всегда это знал. Представьте себе — они закрыли театры и сделали невозможной постановку моих опер!»
А еще через несколько лет, в сентябре 1949-го, Штраус умер (жена, оперная певица Паулина Мария де Ана, с которой он провел в браке 55 лет, пережила его на восемь месяцев). Его оперы ставят до сих пор, и до сих пор пишут о нем книги. Не поленитесь, залезьте в YouTube, ознакомьтесь с его произведениями помимо вступления к «Заратустре» — он ведь и правда был гениальным композитором.
СЛУШАЙТЕ ТАКЖЕ
В Кронштадте снимут русский Форт Боярд, а Сергей Бурунов просит сумасшедшие деньги после успеха (подробнее)
Другие новости по теме...
