Ночные работы: на свой страх и риск
Егорычев долго и придирчиво выбирал место для памятника. Из множества вариантов ему по душе пришелся Александровский сад. Правда, на тот момент выбранное им место было занято обелиском, установленным в честь 300-летия Дома Романовых. После Октября 1917 г. имена русских царей на обелиске, по распоряжению Ленина, были затерты, а на их месте появились имена видных большевиков. Егорычев прикинул, что если подвинуть обелиск, то как раз освободится необходимое для памятника место. Много лет спустя в интервью он вспоминал, что покушение на любую вещь, связанную с именем Ленина, в то время было чревато большими проблемами для дальнейшей партийной карьеры. Но он, не раздумывая, пошел на этот и следующие риски, источником которых неожиданно стал действующий руководитель СССР Брежнев.
Первым эскиз памятника Егорычев показал председателю Совета министров СССР Косыгину. И получил от него полное одобрение. А вот генеральный секретарь ЦК КПСС Брежнев идею памятника встретил в штыки. Ему не понравился ни эскиз, ни выбранное место в Александровском саду. «Ищите другое!» — заявил он.
Но уверенного в своей правоте Егорычева мнение Брежнева не остановило. Он начал подготовительные работы: был переложен коллектор реки Неглинки, найден и заготовлен редкий гранит — раздобыли огромную плиту из того же камня, что и на мавзолее. А ночью передвинули обелиск с именами первых большевиков.
Одновременно у Егорычева созрел план, как обойти недовольство Брежнева. В ноябре 1966 г. в Кремле перед торжественным заседанием, посвященным годовщине Октябрьской революции, Егорычев расположил в комнате отдыха членов Политбюро эскизы и макеты памятника. Члены Политбюро единодушно одобрили и идею, и ее воплощение. Брежневу не оставалось другого выхода, как сменить гнев на милость. Но «фигу в кармане» по отношению к Егорычеву, в котором он видел политического конкурента, оставил.
«Я москвич и должен защищать свой дом»
Для самого Николая Григорьевича мемориал у Кремлевской стены был делом чести по отношению к павшим защитникам столицы. Он и сам мог оказаться среди сотен тысяч погибших под Москвой. Осенью 1941 г. Егорычеву, студенту Высшего технического училища им. Баумана, дали бронь (освободили от воинской повинности). Но он принял другое решение: «Я москвич и должен защищать свой дом». Так Николай попал на фронт во взвод истребителей танков:
— Обмундирования не дали. Как был я в зимнем пальто, костюме и спортивных ботинках, так и отправился на фронт. Вооружили нас трофейными винтовками времен Первой мировой, гранатами и бутылками с зажигательной смесью. Взвод занял огневые позиции у моста через канал Москва — Волга в районе Химок, — вспоминал он позже.
В 1942 г. в составе 371-го стрелкового полка Николай Егорычев отправился на Северо-Западный фронт. В феврале полк перешел в наступление: «Мы поднялись во весь рост и пошли в атаку, дружно и как-то исступленно поддерживая себя криками „Ура!“. Немцы не выдержали, отошли… Мне не раз приходилось ходить в атаку. И всегда было так. Это лишь журналисты писали, что бойцы, когда шли в атаку, дружно кричали: „За Сталина!“. Этого я не слышал даже в нашей Московской коммунистической дивизии». Обо всем пережитом Егорычев рассказал в своих мемуарах «Солдат. Политик. Дипломат». О том, как форсировал Днепр и участвовал во взятии Киева. Как был дважды ранен. Как вернулся в Бауманское училище, чтобы закончить его с отличием. Как не гнался за партийной карьерой, но время выбрало его. Как стал в 42 года самым молодым руководителем Москвы.
Крепкий хозяйственник и не только
Жителям столицы Егорычев запомнился тем, что благодаря ему многие смогли, наконец, обрести отдельную квартиру. За 5 лет его руководства Москвой ежегодно в строй вводилось 100 тысяч новых квартир. Строилась необходимая инфраструктура: прачечные, химчистки, парикмахерские, гастрономы.
Молодой, образованный, активный, встав у руля главного города страны, он был не только рачительным хозяином. Принадлежавший к фронтовому поколению, Егорычев понимал: в Москве должен появиться памятник павшим в Великой Отечественной.
Им двигало, прежде всего, чувство справедливости. Могила Неизвестного солдата спустя два десятилетия после Победы позволила отдать дань миллионам бойцов, что значились пропавшими без вести. Согласно официальной статистике, их было более 4 миллионов человек. Во времена Сталина формулировка «пропавший без вести» была чем-то постыдным. А вдруг солдат оказался в плену? А вдруг дезертировал? Эти «вдруг» незаслуженно очерняли память миллионов защитников Отечества. Егорычев, прошедший горнило войны, знал, что в той кровавой мясорубке было просто невозможно составить официальный документ о каждом павшем. Вот и летели в разные концы огромной страны три страшных слова: «пропал без вести».
Похороны безымянного солдата
Начав работу в Александровском саду, Николай Егорычев не знал, кто упокоится в могиле Неизвестного солдата. А вскоре пришло известие об обнаружении под Москвой братской могилы. Останки были найдены рядом со станцией Крюково, где сражалась дивизия генерала Панфилова. Из этой братской могилы и взяли останки действительно неизвестного солдата.
Похороны Неизвестного солдата прошли 3 декабря 1966 года, к 25-й годовщине разгрома фашистов под Москвой, прах Неизвестного солдата захоронили у Кремлевской стены. Спустя четверть века Николай Егорычев, выживший в сражении, где с обеих сторон принимало участие более 7 млн человек, где погиб почти миллион наших бойцов, вместе с сотнями тысяч людей, заполнивших улицы Москвы, хоронил безымянного солдата. Саркофаг с прахом солдата установили на орудийном лафете, который приводил в движение бронетранспортер. Но протяжении 40 км пути от станции Крюково до стен Кремля по обе стороны дороги плотными рядами стояли люди.
Траурный митинг на Манежной площади открыл Егорычев. Брежнева в тот день на митинге не было. Выступил маршал Константин Рокоссовский. Он хоронил своего солдата — Панфиловская дивизия входила в состав его армии.
Зарубежная ссылка — с глаз долой из Москвы
Егорычев задумывал могилу Неизвестного солдата с Вечным огнем. Но и эта его идея уперлась в сопротивление Брежнева, который тянул с решением. Однако, как и с могилой Неизвестного солдата, Егорычев нашел ключи к решению проблемы. Для этого потребовалось еще полгода.
Он вспоминал:
— 7 мая 1967 года в Ленинграде на Марсовом поле от Вечного огня зажгли факел и торжественно передали его посланцам столицы. Его повезли на бронетранспортере в сопровождении почетного эскорта. 8 мая на Манежной площади эстафету принял Герой Советского Союза летчик Алексей Маресьев.
А вскоре Егорычева, которому прочили высшие государственные должности, на 15 лет отправили послом в Данию. Он и там, верный себе, работал на полную катушку, увеличив товарооборот между Данией и СССР в 10 (!) раз. Одновременно писал прошения о возвращении на Родину. Но с самого верха шли иные указания. В СССР из долгой зарубежной командировки Егорычева вернули незадолго до развала страны.
Автор идеи памятника Неизвестному солдату никогда не гнался за материальными благами: «У меня ничего никогда не было лишнего, ни у меня, ни у жены не было сберегательной книжки, нам нечего было класть на неё, ни дачи, ни машины не было, мы жили вот так, потому что мы — поколение, которое прошло войну, у нас было другое отношение к ценностям, для нас самая большая была ценность — это порядочность людская».
Источник
Другие новости по теме...
